Россию, на исходе революции 1905-07 гг. захлестнула волна террора. Революционные партии, не сумев захватить, или даже поколебать власть в стране, таким образом доказывали, что с ними всё ещё надо считаться. За пару

лет были осуществлены десятки тысяч терактов, в которых погибли более 9 тысяч человек, как высшие должностные лица государства, так и простые городовые. Зачастую жертвами становились совершенно случайные люди, оказавшиеся не в то время и не в том месте.

Террор коснулся и лично тогдашнего премьер-министра Российской Империи Столыпина. На него неоднократно покушались лично, пострадали его друзья, погибли друзья и ближайшие знакомые (прежде всего В. Плеве и В. Сахаров). Весьма характерно для того времени то, что убийцам удавалось избегать смертной казни из-за всевозможных судебных проволочек, адвокатских уловок, да и настроения общества в целом, парадоксальным образом сочувствовавшего революционерам. Наконец, взрыв на Аптекарском острове 12 августа 1906 года, унесший жизни десятков людей, произошёл в доме самого Столыпина. В теракте пострадали и двое его детей, дочь Наталья после этого, несколько лет не могла ходить. Это, пожалуй, и послужило последней каплей.

19 августа 1906 года в качестве "меры исключительной охраны государственного порядка" был принят "Закон о военно-полевых судах", согласно которому в губерниях, переведённых на военное положение, временно вводились особые суды из офицеров, ведавших только делами, где преступление было очевидным (убийство, разбой, грабёж, нападения на военных, полицейских и должностных лиц). В этих судах, где на разбирательство отводилось не более двух суток, а приговор приводился в исполнение в течении 24 часов, подсудимые были лишены каких бы то ни было прав, что лишало адвокатов возможности затягивать судебный процесс. Да и самих адвокатов не было вовсе. В своей речи перед депутатами Думы Столыпин так обосновывал необходимость принятия этого закона: "Бывают, господа, роковые моменты в жизни государства, когда государственная необходимость стоит выше права и когда надлежит выбирать между целостью теорий и целостью отечества."

Репрессии носили по тем временам беспрецедентный характер. За восемь месяцев своего существования военно-полевые суды вынесли 1102 смертных приговора, но казнено было 683 человека. В основном казни приводились в исполнение через повешение. Столыпина многие критиковали за столь жёсткие меры. Смертная казнь у многих вызывала неприятие, и её применение напрямую стали связывать с политикой, проводимой Столыпиным. В обиход вошли термины "скорострельная юстиция" и "столыпинская реакция". От депутата-кадета Родичева, кстати, пошло, ставшее известным выражение "столыпинский галстук", за что премьер-министр потребовал сатисфакции. Дуэль, впрочем, не состоялась - Родичев извинился.

Да, эти меры, на тот момент реально необходимые для спасения страны, вызвали резкое неприятие в обществе, естественно, прежде всего среди либеральной интеллигенции. Военно-полевые суды резко критиковал Лев Толстой в своей знаменитой статье "Не могу молчать!". Его поддержали Леонид Андреев, Александр Блок, Илья Репин. Вся эта поддержка им аукнется через 10 лет, когда либеральная интеллигенция так же будет отстаивать права большевиков, когда Советы будут созданы при прямом попустительстве, да что там - поддержке депутатов Государственной Думы. Но тогда, при всей своей непопулярности, закон сделал своё дело. Революционный террор был подавлен, перестал носить массовый характер, случались лишь единичные акты, которые, впрочем, так же быстро пресекались и карались.

Почему я вспомнил эти дела, более чем столетней давности? Да всё потому же - история имеет тенденцию повторяться. Меняются действующие лица, обстоятельства, но проблемы остаются всё те же, может быть, только, на качественно ином уровне. Таковой является и проблема террора, с которой, как и доказал Столыпин, имея определённую политическую волю, можно справиться, более того - практически полностью его искоренить. Вопрос лишь в готовности временно поступиться кое-чем, тем, в частности, что ныне именуют правами человека. Многие, как ни парадоксально, считают, что лучше жить с террором, но блюсти эти права до конца. Я же, неполиткорректно считаю, что мёртвым таковые права уже ни к чему. Кроме того, говоря о правах человека, естественно напрашивается вопрос - а какого человека, или каких людей, собственно? Да и людей ли?

Можно ли считать таковыми тех двуногих и прямоходящих, которые пришли к нам, сюда, в наш мир, дабы устанавливать здесь свои правила, пришли вначале, как несчастные попрошайки, но со временем, расплодившись, почувствовали себя как дома, решив, что они вправе требовать от хозяев потесниться, более того - дать им особые привилегии, а также считаться и изменить свой образ жизни в соответствии с их, пришельцев, понятиями и обычаями. В конце концов, это всё их земля, Дар-аль-ислам, земля ислама, временно оккупированная крестоносцами. Ответом на несогласие жить по этим новым правилам является террор. При том, что определённая часть общества, в принципе, не против дать им то, что они требуют, готовые уступить им своё место под солнцем. Собственно, такие вот и рвутся сейчас к власти в Англии, под руководством мерзавца и провокатора Корбина, симпатизанта Уго Чавеса, большого друга "борющегося народа Палестины", сторонника выхода Британии из НАТО.

Тереза Мей и консерваторы, противостоящие ему, и надеюсь, которые смогут сохранить власть, по крайней мере обещают бороться с террором. Более того, они готовы идти на достаточно жёсткие шаги по его, если не искоренению, то, по крайней мере, уменьшению террористической угрозы. Во всяком случае, она - первый западный лидер, который решился назвать вещи своими именами и наконец произнести то, чего давно ждали все здравомыслящие люди, то, что, в свою очередь, надо понимать, отвратительно всем "людям доброй воли". Основной посыл сказанного ею - если мы хотим сохранить целое, а именно, западный образ жизни, временно придётся отказаться от отдельных частностей. Да, этими частностями могут быть права человека. Вот только у меня возникают два вопроса - нужны ли эти права мёртвым, а кроме того, о правах каких людей мы говорим? Люди ли они, ещё раз спрашиваю?

Говоря про последний теракт на Лондонском мосту, Тереза Мей заметила, что "это террористическое нападение показывает, что в нынешней Британии слишком терпимо относятся к мусульманскому экстремизму", а искоренение террора "потребует сложных, зачастую неприличных публичных обсуждений". Более того, в последующих выступлениях Мей пошла ещё дальше, сказав, что что, выиграв выборы, ужесточит законодательство, в частности, позволит властям ограничивать свободу передвижения подозреваемых, даже если против тех нет убедительных улик. Она также пообещала облегчить процедуру депортации иностранцев, подозреваемых в террористической деятельности, и ввести более длительные сроки заключения для осужденных за таковую деятельность. А самое главное - "И, если законы о правах человека помешают нам это сделать, мы изменим эти законы таким образом, чтобы это стало возможным".

На самом деле, я уверен, это прорыв. Наконец-то, хоть к кому-то пришло понимание, что так дальше продолжаться не может. Пришло не к маргиналам, типа всевозможных ультраправых, а к представителю политического истеблишмента. Очень хочу верить, что что-то сдвинется. Под вой всевозможных Корбинов, Ноамов Хомски, Сандерсов и прочей левой шушеры, но дело пойдёт. Всё-таки инстинкт выживания - основной инстинкт. А права человека, на то так и называются, потому что они для людей, а не человекообразных. Ведь главное право - это право на жизнь.